Помните детскую игру? «Барыня собралася на бал. Белый с черным не берите, „да“ и „нет“ не говорите. Что изволите надеть?» Трудно было нарядить и выпроводить эту самую барыню. Только когда это было? Теперь проще. Теперь и на бал, и к соседу, и в магазин, и на пикник одеваются одинаково. И в церковь так же…
Летним воскресным днем выйдешь на церковный двор — и Николай Васильевич Гоголь так и отзовется в памяти: «Нет, это не губерния, это столица, это сам Париж». Или с поправкой на современность: «Это сам Пекин, Стамбул, Дели…» Спешат под звон колоколов братья и сестры в сияющих пижамно-спортивных костюмах, в изысканных шортах и майках, представляющих собой наглядное пособие по английской грамматике. Роскошные сарафаны, едва касающиеся плеч и исчезающие, не достигнув коленей. Яркие набедренные повязки «от Миклухо-Маклая». Трикотажное нечто, знакомое прежде лишь гуттаперчивому мальчику и канатоходцам. Все это, переливаясь самыми заграничными красками, спешит к молитве. Лишь несколько благочестивых женщин медлят у входа, повязывая на голове пущенную меж локонов ленту, чье назначение — символизировать собой целомудренный покров, завещанный Апостолом.
Что ж, о вкусах не спорят — считают некоторые. Почему же? Вкус бывает хорошим и дурным, вкус воспитывается. И тем более стоит поговорить о культуре одежды, что наш костюм — дело не только личное и не только внешнее. Всякая материальная культура есть отражение во внешней жизни отношения к культу — объекту поклонения, будь то истинный Бог, ложные кумиры или идеология.
Таким образом, наше внутреннее христианское устроение может отражаться в культуре одежды и культуре поведения. Не имея в виду назидать все общество, адресуюсь лишь к тем, кто посещает храм.
Обратимся к истории вопроса. К истокам. К народному костюму. Россия — страна православная. Именно христианским религиозным воззрениям подчинена эстетика нашей народной одежды. Причем подчинена в большей мере, чем удобству носки.
Народный костюм — это костюм по преимуществу крестьянский. Когда-то наши соотечественницы пололи, сажали, запрягали лошадь, доили коров, убирали за животными, косили и жали, одетые в длинные широкие юбки.
И так много веков. При отсутствии водопровода, стиральных порошков и стиральных машин. Сегодня редкая, даже верующая, женщина не имеет брюк, хотя бы для сельскохозяйственных работ, походов за грибами и ягодами. Видно, ослабели наши соотечественницы в благочестии. В Священном Писании читаем: На женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье, ибо мерзок пред Господом Богом твоим всякий делающий сие (Втор. 22: 5). А 62-е правило Шестого Вселенского Собора гласит, что таковых надлежит «отлучать от общения церковного». Правила этого, кстати, никто не отменял.
Вы не найдете в народном костюме ни короткого рукава, ни вольного выреза. А ведь климат в прежнее время не был прохладнее. Мужской костюм состоял из длинной, до колен, рубахи навыпуск и широких шаровар, или, как их раньше называли, портов. Если мужчина выходил со двора, то поверх рубашки всегда надевал кафтан — длинную верхнюю одежду ниже колен. Кафтан, в зависимости от времени года, мог быть теплым или легким. Женщины носили сарафан поверх длинной рубашки обязательно с длинными рукавами.
Сарафан расширялся практически от плеча и не имел ничего общего с той одеждой, которую мы привыкли видеть на артистках различных ансамблей народного танца или песни.
Выходя из дома, женщина или девушка еще поверх сарафана надевала душегрею — пышную, нарядную оборку на коротких бретелях, достигающую талии. В особо торжественных случаях, например, идя в церковь, надевался шугай — одежда, похожая на душегрею, но с рукавами. Платье никогда не прилегало к телу, не подчеркивало, не выказывало его формы. Но при этом всегда имело свою собственную эстетическую форму, позволяющую любоваться человеком, не оскверняя себя и его нечистыми мыслями.
Почти до конца прошлого столетия юбка практически закрывала ноги женщины, причем так одевались не только в России, но во всех христианских странах. До восемнадцатого века одежда до колен закрывала и ноги мужчины, а праздничное мужское платье носилось по щиколотку. Мужская сорочка еще в начале двадцатого века носилась навыпуск, прихваченная пояском. Даже в самую жаркую пору, на самых грязных работах — на покосе, при ловле рыбы, на огороде, при чистке хлева — крестьянин никогда не снимал рубахи, предпочитая намочить или измазать ее, но не обнажать тела.
Что это — дремучее невежество? Самоистязание? Нет. Целомудренная одежда наших предков была призвана охранять стыдливость женщины, не раздражать и не уязвлять взгляда мужчин, не разжигать похоти.
Понятие о святости брака, чистоте и непорочности брачного ложа, обязанность воспитания в целомудрии и телесной чистоте своих детей, отношение к греху блуда — вот что легло в основу народного костюма.
Развитие промышленности привело к изменению уклада жизни и повлияло на костюм. Все это совпало с гонением на Православие и оскудением благочестия. С восемнадцатого века, сначала поневоле, благодаря внутренней государственной политике, а затем просто благодаря постоянному дурному примеру полностью изменился русский костюм. «Все, чем для прихоти обильной торгует Лондон щепетильный и по Балтическим волнам за лес и сало возит нам, все, что в Париже вкус голодный, полезный промысел избрав, изобретает для забав, для роскоши, для неги модной…» — все это наполнило гардеробы и помыслы наших вельможных предков. Потом, как водится, спустилось к служилому дворянству, купцам, чиновникам, мещанам, мастеровым и даже достигло крестьянства.
Теперь одежда не укрывала от греха, а прямо звала к нему. Появилась мода. А с нею зависть. Появилось желание приобретения нового костюма: нового фасона, цвета материи. С новыми приобретениями расцвело тщеславие, жажда восхищения. Началось увлечение драгоценными украшениями, тяга к роскоши. Началось обнажение. Женщины обнажили головы, мужчины отвергли бороды и обнажили свое лицо. Декольте у женщин и рейтузы у мужчин сделались обязательными при дворе. Соблазнителя стали именовать поклонником. Недостойное поведение располагающей к блуду женщины получило название привлекательности, очарования, по-французски — шарма.
И все же всегда существовало место, куда почти до самого последнего времени никто не решался войти в неподобающей, не в брачной одежде (Мф. 22: 11). В достаточных домах каждый член семьи имел особую праздничную одежду для посещения церкви. Иногда так и говорили: «пасхальная юбка», «обеднишняя пара», или «обеднишнее платье», то есть платье, в котором ходили к обедне. Как бы беден ни был человек, но в церковь он старался прийти чистым и опрятным. Как бы богат он ни был, в храм шел в скромной одежде, без излишеств. Здесь был предел любому щегольству, любому кокетству. Не только в храм, но даже мимо церковных ворот старались не ходить в неблагочестивом виде. Так одно лишь воспоминание о Боге может изгнать грех.
Традиционно мужчины надевали темную пару, то есть брюки и сюртук, позже пиджак, но обязательно, при любой погоде на рубашку надевалась верхняя одежда. Женское платье, не обязательно темное, а скорее светлых праздничных цветов, было скромного (то есть скрытного, скрывающего) фасона, всегда имело длинный рукав и уместную длину. Украшения в церковь носить было не принято. Голова женщины в храме всегда должна быть покрыта, преимущественно платком, хотя высшее сословие носило и шляпки, но небольшие, простые, не мешающие прикладываться к иконам или к кресту.
Вернемся все же к сегодняшнему дню. Нельзя сказать, что прежнее благочестие полностью утрачено. Как раз большая часть верующих приходит в храм в подобающем костюме, независимо от возраста.
Ведь одеться благочестиво не значит одеться некрасиво или смешно. Вполне можно совместить и моду, и возраст, и благочестие, и вкус.
Дело в нашем отношении к предмету. Ведь если вы пойдете на прием к главе администрации по вопросу необходимого вам жилья или выделения земельного участка, вряд ли вы решитесь заглянуть в кабинет в футболке, спортивных брюках и тапочках.
А если представить, что вас пригласили на аудиенцию к шведскому королю, то не в сарафане же или бермудах пойдете вы во дворец.
Нет, вы отнесетесь к выбору гардероба очень ответственно. Почему же так безответственно некоторые из нас одеваются, идя в храм, который мы называем домом Божиим? Отчего кто-то гладит брюки и рубашку перед тем как предстать перед земным начальством, а на молитву — беседу с Богом — одевается кое-как? Хватит, мол, с Него и спортивных штанов. Отчего? От отношения к Богу. Именно от этого и зависит наша культура.
Действительно ли мы считаем Его Отцом, Начальником, Судьей или низводим Творца до уровня служебного духа, призванного давать нам утешение, радости, избавление от печали и прочие блага по нашему высочайшему повелению.
Да, «по одежке встречают»,— говорит пословица. Но иногда эта одежка такова, что, встретив гостя, хочется тут же и проводить его. Куда спешишь ты, матушка, раскрасив лицо, взбив пышный облаком замученные волосы и неся на себе замысловатый наряд? В дом молитвы? Здесь, в храме, все, что служило предметом твоих забот — прическа и платье и измененное лицо, — все это лишь обличит тебя. Твою суетность и тщеславие, себялюбие и зависть. Где-то в другом месте не так будут заметны эти грехи.
Но в храме… Впрочем, если ты так невнимательна к своей душе, то позаботься хотя бы о других. Твой вид будет искушением для многих. Он развлечет, склонит к осуждению, уязвит обидой. Потому что весь наряд твой рассчитан на зрителя. И назначение его — поражать, возбуждать любопытство, разрушать покой окружающих. Горе мiру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит (Мф. 18: 7).
Неразумно относиться к одежде легкомысленно, считая, что прикрывающее тело платье никак не связано с нашей личностью, с душой, с будущей жизнью. Наше платье отражает наше внутреннее устроение, тщеславие и смирение, развращенность и целомудрие. Не случайно Спаситель души уподобляет одежде и о чистой от грехов душе говорит как о брачной одежде.
Мы знаем, что не только мощи святых оказывают чудотворения, но даже их платье. Одежда апостола Павла имела чудесную силу, так что на больных возлагали платки и опоясания с тела его, и у них прекращались болезни, и злые духи выходили из них (Деян. 19, 12). Не случайно кусочки ткани и даже ниточки от одежды святых вкладывают в мощевики и бережно хранят, вставляя в иконы и кресты.
Как самая близкая нам материя, одежда может и сама оказывать влияние на нашу душу. Святитель Феофан Затворник советовал не брать одежды от людей страстных, подверженных какому-либо греху, и даже не касаться их вещей, во избежание, так сказать, «духовной заразы».
Неблагочестивый наряд оскорбляет и подавляет стыдливость, дает свободу блудным помыслам, способствует развращению своего обладателя. Иная думает, что она дразнит только других своим вызывающим платьем, а на самом деле это одеяние разжигает ее чувственность. Даже простое щегольство не остается безнаказанным. Прежде знали, что девушка-щеголиха — ненадежная жена. И умные родители избегали посылать сватов за такой невесткой.
Всякий грех начинается с помыслов, с мысли. Иногда помысел так и не завершается действием. Но тем не менее греховная мысль все же оказывает свое разрушающее действие на нашу душу, особенно если мы даем ей развитие в своем уме, так сказать, сознательно «репетируем» грех. Отвечать за такие «репетиции» нам также придется. Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем (Мф. 5: 28),— говорит Спаситель.
Если туалет или внешний вид женщины может уязвить вожделением кого-либо, то и ей придется разделить вину сердечного прелюбодеяния с тем, чей взгляд она уязвила. А разве не на раздражение чувственности рассчитано большинство сегодняшних туалетов? Так любая вызывающе одетая женщина может понести наказание вместе с блудницами. И стоит ли, прилагая грех ко греху, увлекаться нарядами, идя в церковь?
Отношение к косметике в христианской традиции всегда было однозначным. «Ибо отчего, скажи мне, ты прибавляешь от себя нечто к тому, что создано совершенным от Бога? Неужели тебе мало того, что сотворил Бог? Следовательно ты, считая себя искуснейшею художницею, принимаешься исправлять то, что создано Богом»,— обличает Иоанн Златоуст.
Раскраска лица порицается вообще, но тем более она не уместна в храме. После службы мне приходится стирать следы помады с напрестольного креста и Евангелия. Следы помады пестреют на иконах. Были случаи, когда с краской на устах дерзали подходить к Причастию. Что тут можно сказать? Отче! прости им, ибо не знают, что делают (Лк. 23: 34). Только глубоким невежеством можно несколько оправдать подобное кощунство.
Конечно, волосы — это украшение женщины. И относиться к этому украшению нужно бережно. Господь дает всякому именно те волосы, которые более всего сочетаются с лицом. Поэтому искажать природу своих волос — только уродовать себя.
Лучшее — враг хорошего. Не сама ли природа учит вас, что если муж растит волосы, то это бесчестье для него, но если жена растит волосы, для нее это честь, так как волосы даны ей вместо покрывала? — писал апостол Павел (1 Кор. 11: 14—15), возводя прическу до символа. Существуют даже исследования, позволяющие определить зависимость поведения человека от длины его волос. Так, например, замечено, что девочки, у которых не стригут волосы, растут более послушными. Слишком короткие волосы у мальчиков или у мужчин увеличивают безразличие к опасности. Это было использовано римскими военачальниками.
Некогда остригали волосы лишь у блудниц. Остриженная коса была как бы позорным клеймом. В XVIII столетии в России появились женщины-актрисы, они также стригли волосы. Правда, их положение мало чем отличалось от положения наложниц. В конце XIX века барышни-курсистки уже щеголяли своей стрижкой как символом свободы от родительской власти. Впрочем, не все. Большинство кос исчезло во время революции. Революционерка и коса или комсомолка и коса как-то не совмещались. Впрочем, любую женскую прическу, идя в храм, следует покрыть головным убором. Лучше платком. По словам апостола Павла: всякая жена, молящаяся или пророчествующая с открытою головою, постыжает свою голову, ибо это то же, как если бы она была обритая. Ибо если жена не хочет покрываться, то пусть и стрижется; а если жене стыдно быть остриженной или обритой, пусть покрывается (1 Кор. 11: 5-6).
Кстати, многие благочестивые женщины именно платок, как наиболее легко заменяемую часть одежды, стараются подобрать под цвет праздника.
Ведь каждый праздник в Православной Церкви имеет свой цвет. Так, Господские праздники — Рождество, Крещение, Сретение, Преображение — служатся в белом облачении. Праздники, посвященные Богородице или Ее чудотворным иконам,— в голубом облачении. «Троица» — в зеленом. Зеленое облачение бывает также на службе преподобному. Мученикам положена служба в вишневом. Святителю — в золотом или желтом. В Пост облачение черное или фиолетовое. На Пасху — красное.
Как уже говорилось выше, носить украшения в церковь не принято. В последние годы появилась неправильная манера носить православный нательный крест поверх одежды или на короткой цепочке, так, что его видно при открытом вороте рубашки.
Таким образом, крест используют как декоративную деталь туалета, он низводится на степень кулона, значка, украшения. Это оскорбление святыни. В православной традиции — носить крест на груди обязательно под одеждой. Вера — дело сердечное, внутреннее, она не афиширует себя. Против внешних атрибутов благочестия не раз предостерегал Спаситель.
И еще раз хочу напомнить слова Божественного Апостола: Итак желаю, чтобы на всяком месте произносили молитвы мужи, воздевая чистые руки без гнева и сомнения; чтобы также и жены, в приличном одеянии, со стыдливостью и целомудрием, украшали себя не плетением волос, не золотом, не жемчугом, не многоценною одеждою, но добрыми делами, как прилично женам, посвящающим себя благочестию (1 Тим. 2: 8—10). Аминь.
Псково-Печерский листок № 564
Художник Федот Сычков
Сайт «Ветрово»
1 апреля 2024