Меню Закрыть

Выбор

Где быть ему, в веках витая,
В плену свершённых в мире дел.

 

Привычки, страсти обсуждая,
Один сказал: «Мне тьма предел,
Всех ненавидел, умирая,
И проклял тех, кого хотел.

 

Не радостен мне мир покоя,
Я ухожу туда, где мрак
Мне кожу струпьями покроет,
Со мною вступит в равный брак.

 

Мне больно созерцать свободу,
Тех, кто, умывшись, видит свет.

 

Уйду во мрак, не зная броду,
Там буду гнить сто тысяч лет».

 

Другой сказал: «Утех отрада
Меня влечет во тьму веков,
Туда, где будет мне наградой
Блуд мерзких бесов, скрип оков.

 

Терзанья, боль мне будут в сладость,
Пусть топчут, гнут – всё не беда.
Мои страданья бесам – радость.
Пусть так, я с ними навсегда».

 

«Меня печаль всегда прельщала, —
Вдруг начал третий говорить.
— Она мне в жизни обещала,
Что вечно буду я грустить.

 

Мне жизнь весельем не казалась,
И не хочу веселья здесь.
Надежда, к счастью, потерялась,

 

Люблю печали томной спесь.

 

Хочу вот так – стоять и плакать,
Как забракованный макет,
Которому милее слякоть,
Чем счастьем полный Божий свет».

 

Четвертый голос свой подал:
«А мне всего милей отчаяние,
Всего себя ему предал,
Убив в душе мечты и чаяния.

 

В миру я тоже был не весел
И плакал горестно, навзрыд,
На душу тяжкий груз повесил —
Жизнь оборвавший суицид.

 

Мне ненавистен мир небесный —
Он мне навяжет светлый пир.
В чертогах братства я не местный —
Милее темный мне ампир.

 

Страданьем буду упиваться
И вечно сердце себе грызть,
Я буду плакать и ругаться,
От боли волком буду выть».

 

Тут пятый, в разговор вступив,
Сказал, без радости и гнева:
«До одного лишь был ретив —
Чтоб в ублажение было чрево.

 

Живот при жизни был мне богом,
Во всём старался угодить
Ему, внимая, как пророку,
Шёл развлекаться, пить, кутить.

 

На небо я смотрел сквозь призму
Блаженной сытости очков,
Обжорству и алкоголизму
Служил я больше всех грехов.

 

Да разве ты на небе сыщешь
Друзей в хмелю да в неге снов?
Есть там икра, вино и крыши
Увеселительных домов?

 

Пусть и во тьме найти сей список
Я не смогу, сколь б не искал,
Но полнота блевотных мисок
Милей, чем святости бокал».

 

Шестой, свой хмурый взгляд подняв,
Скрипя зубами, злата пленник,
Сказал: «Приятель, ты не прав:
Нет ничего милее денег.

 

Деньжата – дети мне родные.
Над ними не чинил суда.
Я их любил, но всё же с ними
Был разлучен я навсегда.

 

Их до сих пор во снах я вижу
То блеск, то четкость их текстур.
И звон, и рокот их я слышу,
Внимаю шелесту купюр.

 

Да разве ж я пойду туда,
Где вдоволь все дано мне будет.
Все — без цены и без труда…
Пусть лучше здесь меня осудят!

 

Пусть я во тьме, с тем, что имел,
Сгорю в пожаре сребролюбия.
Предать я деньги б не посмел,
Они свидетели и судьи!»

 

«Я был любим, в чести и славе,

 

— седьмой, рыдая, произнес. –

 

Подобно жгучей, пенной лаве

 

Венок свой к звездам я вознес.

 

И образы мои нетленны.

 

В веках запомнит вся земля,

 

Что на притворах Мельпомены

 

Не стало больше короля.

 

Меня все знали, даже дети.

 

Прося автографы в тетрадь,

 

Мне говорили: «…все на свете

 

Готовы мы тебе отдать…»

 

Зачем я нужен миру света?

 

Меня никто не знает там:

 

Кумирам нет приоритета

 

Вне мира красочных реклам.

 

Пойду я тьмы вкушать осадок

 

Там, где все помнят мой успех.

 

Остаток славы слишком сладок,

 

Чтоб променять его на тех,

 

Кто служит Богу, а не людям,

 

Чье сердце чтит любовь, не лоск,

 

Чья память вторит тем лишь судьбам,

 

Кто к небу устремлял свой мозг».

 

«Как все вы мелки и ничтожны, —
Восьмая повела рассказ. –
Ваш взгляд на жизнь пустой и ложный,
Сейчас я образумлю вас.

 

Была безгрешной я всегда,
Мне не в чем каяться пред небом.
В пути светила мне звезда,
Кормилась я своим лишь хлебом.

 

Вокруг меня один лишь сброд,
Никто быть рядом не достоин.

 

Но каждый мне сулил любовь:
«Ах, буду сердца вечный воин…»

 

Как глупы все в том глупом мире,
Где довелось мне жизнь прожить.
Я – божество, я — блеск в сапфире,
Хочу и здесь всех покорить.

 

На что мне этот вечный свет —
Пристанище смиренных душ?

 

Где восхищённых взглядов нет,
В честь красоты не слышен «туш»?.

 

За что любить червей иль мух?

 

За что должна я почитать
Ту, что сквозь стоны тяжких мук,

 

Родив меня, теперь мне мать?

 

Будь проклят мир неясных дум,
Где надо быть, как все, влюбленной
В Того, Кто затемнял мой ум
Любовью, мною не учтенной.

 

Девятый поднял руку вверх:
«Прошу Вас, братья, прекратите.
По скорби жизненных утех
Мы очутились в лабиринте.

 

И каждый вел свою дорогу,
Идя вслед за своей звездой.
Кто упадет, кто ранит ногу,
Кто столб заденет головой.

 

На Божий мир роптать не стоит:
Мы сами выбирали боль:
Одних несчастьем жизнь умоет,
Другим невкусной станет соль.

 

Все, в чем признались вы сейчас,
Все, в чем узрели вашу долю,
Все делал в мире я не раз,
Свою лишь выполняя волю.

 

Но сердце мне всю жизнь шептало,
Что я не прав, кругом не прав!
И совесть мне сейчас сказала,
Что больше не напишут глав

 

В моей греховной мрачной книжке
С названьем «Жизнь, как она есть».
Главу оставят о мальчишке,
Который знал Благую весть.

 

Мне в детстве мама прочитала
О Том, кто распят был в миру,
О чудесах мне рассказала
И на кресте, и на пиру.

 

Прочла о том, Кто есть Любовь,
Что надо нам врагов любить,
Что Сам Господь, проливши кровь,
Молил Отца людей простить.

 

На землю я тогда упал
И стал в слезах просить прощенья
За то, что Слову не внимал,
За все грехи и упущенья.

 

Что злился я на белый свет,
В блуде тянул свои недели,
Печалей и уныния бред
Я влил когда-то в акварели.

 

Что жил, богатства умножая,
И славы отхватив кусок,
Я, печень водкой заливая,
Гордыни пил тягучий сок.

 

«Прости!» — вскричал я, не лукавя,
И только здесь, открыв глаза,
Поднялся я и, Бога славя,
Увидел эти небеса.

 

Смотрите братья — это чудо!
Смотрите, свет струится там!
Здесь никому не будет худо,
Здесь только счастья строят храм!

 

Душе, загубленной, забытой,
Душе, прожжённой серой мглой,
Душе заблудшей, неумытой
Дано лишь здесь найти покой».

 

Но все же опустело место,
Стоял один и вдаль смотрел.
Ушёл во тьму, кто жил протестом,
Он выбрал то, чего хотел.

Top